Двадцать шестого ноября родители вступали в брак и, поскольку они жаждали моего присутствия, за два дня до церемонии их любимое чадо - с сумкой через плечо и ветром в голове - в сопровождении мамы отправилась на вокзал. Уже на подходе к метро получила смс от Кота по типу: "хома ушла из дома" и вконтакте сообщение от некой неизвестной мне Катерины с тем же заявлением и вопросом о возможной дислокации беглянки. Ответить я смогла только добравшись до вокзала, а до того (поскольку Хому я знала не долго, но, смею надеяться, не хуже прочих её друзей), успела мысленно её похоронить и скрафтить из сотен "если бы" бремя ответственности, которое привинтила к своим плечам.
Сначала мы её искали. Вечером первого по приезду дня отправились в квартиру, где хома жила с мамой. Пришлось поплясать на холоде пока нас не подобрал староста хоминой группы. Несколько часов торчали в компании незнакомых ни мне, ни коту ребят в дальнем углу незнакомой квартиры, под отстраненным взглядом женищины, сохранявшей спокойствие только потому, что для неё всего этого не происходило. Так я впревые побывала у хомы в гостях.
Мы не захотели отпускать бедную женщину по темноте в одиночестве шататься по городу, поэтому, когда остальные разошлись, навязались с ней в прокуратуру. Теперь я знаю, какие вопросы задают свидетелям по делам о пропаже человека. Ответам свидетеля не всегда нужно быть полными и честными. Я знала хому, и мне не нужно было расспрашивать её про декорации её жизни, этого знания было достаточно для комфорта в общении. На большинство вопросов я отвечала "не знаю", "не думаю", "не помню" и следила, чтобы мои ответы не скомпрометировали хому перед мамой. Правда никого бы не спасла.
Кот проболтася прокурору после ухода матери. Так закончились первые сутки после хоминого суицида.